Тексты вепсских народных причитаний
Проект «Корпус вепсских народных причитаний» исполнялся в 2011 году по Программе фундаментальных исследований Президиума РАН «Корпусная лингвистика» (Направление 3 «Создание и развитие корпусных ресурсов по языкам народов России»).
Руководитель проекта: зав. сектором языкознания Института языка, литературы и истории КарНЦ РАН (ИЯЛИ КарНЦ РАН), доктор филол. наук Зайцева Н. Г.
Исполнители проекта:
— Шибанова Н. Л., главный специалист по информационным технологиям ИЯЛИ КарНЦ РАН;
— Бовин В. Б., ведущий инженер по звукозаписи Фонограммархива ИЯЛИ КарНЦ РАН;
— Жукова О. Ю., канд. филол. наук, ст. преподаватель факультета прибалтийско-финской филологии и культуры Петрозаводского ГУ;
— Гребеньков А. С., аспирант кафедры математической лингвистики филологического факультета СПбГУ.
В 2009-2011 г.г. в Программе фундаментальных исследований Отделения историко-филологических наук РАН в направлении «Текст во взаимодействии с социокультурной средой: уровни историко-литературной и лингвистической интерпретации» в разделе V «Лингвистические аспекты исследования текста» был поддержан и выполнялся проект «Вепсский корпус» и открыт для посетителей сайт с адресом vepsian.krc.karelia.ru. Представленный для посетителей «Корпус вепсских народных причитаний» является фольклорным подкорпусом «Вепсского корпуса».
Новый фольклорный электронный ресурс содержит вепсские народные свадебные и похоронные причитания, которые являются важной частью вепсской культуры, и поскольку он структурно является подкорпусом Вепсского корпуса, то для него характерна вся функциональность основного корпуса, прежде всего, это возможность поиска и отображения искомых материалов. Кроме стандартной для Вепсского корпуса информации См. Вступительная статья к Вепсскому корпусу), подкорпус содержит тексты русского перевода причитаний. При поиске текста одновременно выдается оригинал и его перевод.
Кроме того, при поиске можно задавать тип причитаний (свадебный или похоронный), а также диалект (северновепсский, средневепсский, южновепсский), на котором записано то или иное причитание (т.е. выделены их диалектные группы).
В конце вводной статьи после списка литературы размещен список иносказательных и прямых именований персонажей причитаний в табличном варианте с приведением диалектных вариантов и словоизменительных форм, которые могут служить в какой-то степени основой для поиска в текстах причитаний.
Корпус содержит вступительную статью, где представлены история собирания вепсских причитаний или плачей, их публикации в некоторых сборниках текстов вепсской речи, изданных российскими, финскими и эстонскими исследователями. раскрыты некоторые, наиболее яркие, специфические черты жанра вепсских причитаний, показаны особенности стиля и языка причитаний. В корпусе по большей части представлены тексты причитаний из Фонограммархива Института языка, литературы и истории Карельского научного центра РАН, записанные в разные годы. Все магнитофонные записи плачей были оцифрованы инженером Фонограммархива В.Б. Бовиным, а затем расшифрованы и переведены на русский язык Н.Г. Зайцевой и Жуковой О.Ю.
Ряд плачей является собственностью личного архива одного из создателей данного корпуса Жуковой О.Ю. Они, как и большая часть причитаний, вводятся в научный оборот впервые; ранее отрывки из них были привлечены Жуковой О.Ю. лишь при подготовке и защите ею диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук (Жукова 2009).
Причитания размещены в двух разделах: свадебные и похоронно-поминальные. В каждом разделе плачи расположены по локальным группам, учитывая принадлежность к диалекту. Количество причитаний, представленных из различных локальных групп, в сборнике не одинаковое, что связано, прежде всего, с почти угасшей традицией исполнения плачей у северных вепсов.
Тексты причитаний снабжены паспортом, где указывается фамилия, имя и отчество исполнителя (там, где это зафиксировано), год и место его рождения, место произведения записи, указан номер хранения магнитофонной записи в Фонограммархиве ИЯЛИ КарНЦ РАН, а также содержатся сведения о том, кем и когда произведена запись. В сборнике представлены плачи, записанные в разное время М.И. Зайцевой, М.И. Муллонен, Р.П. Лониным, Н.Ф. Онегиной, В.П. Кузнецовой, З.И. Строгальщиковой, И.Ю. Винокуровой, И.И. Муллонен, Н.Г. Зайцевой, О.Ю. Жуковой и др.
Перевод причитаний корпуса осуществлен довольно близко к тексту оригиналов, для того чтобы можно было более зримо представить картину импровизационного рождения плача, его образов и метафор, эпитетов и сравнений, параллелизма и аллитерции и т.д.
Для записи расшифрованных текстов использована упрощенная финно-угорская транскрипция. В вепсском языке согласные звуки практически всегда смягчаются перед гласными переднего и среднего ряда (l'ibed «скользкий»; n'eps «влажный»; ul'ahan «вверху»). Исключение составляет лишь окончание формы аллатива -le (mamale «маме, матери», tatale «папе, отцу», sizarele «сестре»), которое в говорах средних и южных вепсов произносится практически без смягчения, в то время как северные вепсы его очень смягчают (mamal'e, tatal'e, sizarel'e).
Отметим также, что согласные v, m, h, k в позиции перед переднерядными гласными смягчаются значительно слабее, либо совсем не смягчаются в отличие от согласных l, s, n, d, t, которые произносятся исключительно мягко. Поскольку смягчение является позиционным, то оно в текстах не отмечалось знаком смягчения. Согласные звуки непременно сопровождаются знаком смягчения в тех случаях, когда их мягкость не зависит от окружения, т.е. в конце слова и слога, а также перед заднерядными гласными звуками (mel' «ум», son' «вена», pal'l'az «голый, нагой; пустой», val'l'astada «запрячь», n'aba «пуп»). Мягкость согласных звуков отмечена также в говорах средневепсского и южновепсского диалектов в конце слов, когда согласный звук следует за гласным i. Это больше всего относится к формам партитива и адессива мн. числа, а также к форме номинатива ед. и мн. числа существительных, обладающих основой на -i- (meil' «у нас», nenil' «у этих», mecoid' «лесов», pertid' «дома» и т.д.). В этих случаях в говорах северновепсского диалекта согласные звуки не смягчаются и являются, в противовес средне- и южновепсским, фонетической особенностью северновепсского диалекта.
В конце вводной статьи содержатся таблицы, в которых отмечены, по возможности, практически все обнаруженные авторами сборника иносказательные и прямые именования персонажей плачей, приведены их словоизменительные формы, что облегчит поиск в Корпусе тех или иных терминов, именований и т.д.
К Вепсскому фольклорному корпусу приложено несколько вариантов звучащих плачей, которые можно прослушать в исполнении их голосом, пением и некоторым образом более глубоко проникнуться в вепсскую плачевую традицию.
Самые ранние записи вепсских причитаний сделаны финскими исследователями Э. Н. Сетяля, Ю. Х. Кала в 1888-1889 г.г. в экспедициях по вепсским деревням и опубликованы в 1951 г. в сборнике «Naytteita aanis- ja keskivepsan murteista» (Образцы речи северно- и средневепсского диалектов) [NAKM 1951]. В сборник вошло 12 текстов: 3 похоронных плача, 8 свадебных и один рекрутский. Один свадебный плач записан в дер. Рыбрека (Kaleig) (сев.-вепс.), остальные в дер. Шимозеро (Simgarv), дер. Пяжозеро (Pazar') (ср.-вепс.). В другом сборнике образцов вепсской речи «Naytteita vepsan murteista» составителей Л. Кеттунена и П. Сиро представлен текст одного причитания, записанного в 1934 году в южновепсской деревне Радогощь (Arskaht'). Это плач матери о сыне, которого она растила одна, но сын не остался дома с матерью, а ушел от нее [NVM 1935: 15-16].
Четыре текста причитаний представлены в сборнике финских исследователей А. Совиярви и Р. Пелтола. Материалом для данного издания послужили записи, сделанные в 40-е года XX в. на оккупированной территории вепсского Прионежья во время Великой Отечественной войны [AN 1982]. Тогда же был собран материал по свадебной обрядности, который финский исследователь Ю. А. Перттола в 1949 г. изложил в рукописи «Piirteita aanisvepsalaisten avioliiton solmimistavoista» (Обычаи прионежских вепсов при вступлении в брак), где в описание ритуального действия включено 12 текстов причитаний [Perttola 1949].
Со второй половины XX в. интерес к финно-угорским народам и их языкам возрос и у отечественных ученых. Сотрудники Петрозаводского института языка, литературы и истории АН СССР Н.И. Богданов, М.М. Хямяляйнен, затем М.И. Зайцева и М.И. Муллонен занимались сбором различного рода языковых материалов, в том числе и фольклорных, для лингвистических исследований. Языковеды М.И. Зайцева и М.И. Муллонен являются составителями сборника «Образцы вепсской речи», опубликованного в 1969 году. Эта работа стала результатом многочисленных экспедиций; в ней наряду с другими материалами, имеются тексты пяти свадебных и двух похоронных причитаний на средне- и южновепсском диалектах [ОВР, 1969].
Восемь текстов плачей вошли в книгу Р. П. Лонина «Minun rahvhan fol'klor» (Фольклор моего народа) [Lonin 2000]. Основатель Шелтозерского этнографического музея увлекся вепсским устным народнопоэтическим творчеством, активно собирал его образцы с 1956 по 1964 г.г., в основном от своих земляков, а также у средних вепсов в верховьях реки Ояти [Лонин 2000: 5-14].
Таким образом, отдельные тексты вепсских причитаний попадали в различные сборники наряду с другими материалами. Но до сих пор не было значительных публикаций текстов обрядового фольклора. Большая часть вепсских причитаний остается неопубликованной, хранящейся в различных архивах или личных коллекциях.
Вепсский фольклор активно собирали эстонские исследователи: К. Салве, М. Йоалайд, И. Рюйтел в 70-80-х годах XX в. Эти материалы хранятся в фольклорном архиве Литературного института Эстонии (Тарту), а также в архивах Таллинна.
В фольклорном архиве Литературного общества Финляндии (SKS) хранится рукопись А.О. Вяйсянена, который, будучи студентом, побывал в экспедиции вместе с известным исследователем прибалтийско-финских языков, доцентом Хельсинкского университета Е.Н. Сетяля в 1916 году. А.О. Вяйсянен записывал у вепсов музыкальный материал, поэтому в поле его зрения попали и причитания. В его рукописи «Vepsalainen laulukokoelma» (Сборник вепсских песен) имеется около десятка текстов причитаний, записанных как у южной группы вепсов (дер. Радогощь, дер. Чайгино), так и в средневепсских поселениях (дер. Нюрговичи, дер. Корвала, дер. Вонозеро) [Vaisanen 1916].
Самая ранняя звуковая запись одного причитания, датируемая 1918 годом и хранящаяся в архиве Литературного общества Финляндии, сделана Лаури Кеттуненом. Свадебный плач записан в южновепсской дер. Радогощь (Arskaht'). Текста в нем практически не разобрать, можно расслышать лишь то, что основной темой оплакивания являются krasazed – «красоты», одно из именований «девичьей воли», с которой прощается выходящая замуж девушка [SKS KA a296a18].
Записи вепсских причитаний имеются в фонотеке Петрозаводской государственной консерватории, которые вместе с другим музыкальным материалом записывала музыковед И. Б. Семакова в 80-е годы XX в. в средневепсских деревнях Ленинградской области.
Значительное количество причитаний хранится и в Фонограммархиве Института языка, литературы и истории Карельского научного центра РАН. Именно эти записи составили основу Вепсского фольклорного корпуса.
Обрядовые плачи являются важными компонентами духовной культуры вепсского народа, и они, несомненно, впитали в себя особенные черты, и характер его языка.
Термин «причитание, плач» в вепсском языке звучит как voik, исполнять плач – voikta или voikta anel (anuu) – «плакать, причитывать» или «плакать голосом». Говоря об этимологии глагола voikta, исследователи предполагают его ономатопоэтический характер, одновременно сравнивая с вепс. voivotada, фин. voivottaa – «охать» и возможной параллелью с эстонским uigutada, uikeajada со значением «петь плача, исполнять свадебную песню» [Салве 1986: 255]. От глагола образовано существительное voikai, voikei (средневепсский диалект), voika (южновепсский) «причитывающая», «плакальщица», «причитальщица», voikatai (северновепсский) «заставляющая плакать» [ОВР 1972: 638-639].
В восточном говоре средневепсского диалекта встречается также глагол uugaloita – «причитать на свадьбе» [СВЯ: 606], а также существительные uugaliine, uugastai, uugaloicii. Так называли свадебную причитальщицу «шимозерские» и «белозерские» вепсы (восточный говор средневепсского диалекта). Похожий термин встречается и в Южной Карелии, и его переводят буквально как «наплечница» или «подоплечница», и образование термина объясняют традиционной позой причитальщицы во время исполнения плача, когда она, наклонившись, одной рукой обнимает невесту за плечи [Конкка 1992: 130]. Подобная же манера причитывания могла быть и у вепсов.
У вепсов зафиксированы все виды причети: похоронно-поминальные, свадебные, рекрутские (правда, количество последних крайне малочисленно) и так называемые «внеобрядовые» или причитания «по случаю». Для предлагаемого корпуса выбраны наиболее многочисленные свадебные и похоронные причитания.
В прошлом, являясь неотъемлемой частью обрядов семейного цикла, причитания сопровождали основные этапы ритуалов. Так, в обряде свадьбы плачи начинали звучать после рукобитья. Комплекс плачей исполнялся вечером накануне свадьбы (посещение бани, расчесывание волос, обряд «красования», расставание с «белой волюшкой»), а также утром в день свадьбы. Свадебные плачи бытовали у вепсов до середины XX века и стали выходить постепенно из активного использования вместе с традиционным свадебным обрядом. На свадьбе невеста должна была причитывать сама, но есть отдельные свидетельства и о формировании фигуры так называемой «деревенской плакальщицы». В этом случае плачи от имени невесты исполняла наемная «плакальщица»: Edu enttsil vozil devotskan vedeliba, kudam itse ej mahtand voikta, paukteliba ougastajan [NAKM 1951: 335] «Раньше, в прежние годы девушку водили, которая сама не умела плакать, нанимали плакальщицу». Информации же о наемной исполнительнице на «чужих» похоронах у вепсов не зафиксировано.
В канве погребально-поминального обряда плачи исполнялись в течение всего времени нахождения покойного в доме, перед выносом из дома в день похорон, при приходе на кладбище для погребения, в любой день при посещении могилы до сорокового дня, а также накануне сорочин на кладбище «приглашали» покойного причитанием «на его последний праздничек», приплакали в доме умершего вечером перед сорочинами и на сороковой день утром перед провожанием. Обязательным считалось исполнение причитания на похоронах родителей, особенно полагалось плакать дочери на похоронах матери.
Сам обряд и связанные с ним нормы и представления оказывали влияние на традицию причети. Сходство структуры повлияло на близость системы образов причитаний разных обрядов. Несомненна генетическая связь свадебных и похоронных причитаний. Зачастую они исполняются на один напев и используют общую систему традиционных языковых формул. Поэтические средства, использующиеся в причети, служили для большего эмоционального воздействия, нагнетания сюжета.
Характерной особенностью причитаний является построение их в форме обращений. В причитаниях, исполняющихся при похоронном обряде, причитывающая постоянно обращается к умершему человеку или к умершим родственникам (плачи на кладбище). Свадебные же плачи невесты обращены к родителям, к другим родственникам, к подругам, к соседям. Мать соответственно обращается с плачем к своей дочери-невесте. В текстах можно выделить некие периоды, каждый новый период вводится обращением к тому или иному лицу. Обращение может нести просьбу выполнить то или иное действие, в этом проявляется роль плачей в регулировании движения обрядового действия [Кузнецова 1993: 151].
Таким образом, можно выделить следующие особенности, характерные для рассматриваемого жанра: связь с обрядовым действием, импровизационность, функция эмоционального воздействия на окружающих, монологическое построение плача в форме обращений.
Локальные традиции у вепсов можно выделить по диалектному признаку, поскольку у разных диалектных групп обнаруживаются различия на уровне текстов. Эстонский фольклорист Кристи Салве отмечает, что восточные и оятские вепсы образуют одну традицию и имеют наибольшие отличия от северных вепсов [Salve 2000: 246]. В тех немногих текстах плачей, зафиксированных у прионежских вепсов, почти не встречается аллитерация, нет так называемых «метафорических замен» [см. о термине Степанова 2004: 7-8] и иносказательности, которая свойственна причитаниям средних вепсов. Фольклорист В. П. Кузнецова отмечает, что традиции свадебного причитывания северных вепсов близки к севернорусским. Они переняли свадебные причитания на русском языке с исконными образами, мотивами и стилевыми оборотами [Кузнецова 1993: 166-167]. Финский исследователь А. Турунен, опираясь на материал, записанный в конце 30-х, начале 40-х годов XX века у северных вепсов, отмечал, что причитания – это как стихи свободного размера, которые передают глубочайшие чувства оплакивающего, ничего не скрывая [Turunen 1943: 164].
Причитания южных вепсов схожи со средневепсскими по стилистическим приемам, в них встречаются те же традиционные языковые формулы, хотя есть и некоторые расхождения. Различия, в основном, объясняются языком плачей, их диалектными особенностями.
Исследователи задаются вопросом, почему традиция северной группы вепсов стоит особняком. Исследуя феномен русской песни у вепсов, музыковед В. Лапин отмечает, что лирические песни, бытующие у северных вепсов, «остальным вепсам почти не известны» [Лапин 1977: 207]. Такие различия в традиционной культуре могут объясняться значительным удалением северных вепсов от основных вепсских районов.
Причитания у северных вепсов примерно с 1970-годов фиксировались лишь на русском языке, вепсскоязычные тексты крайне редки, поэтому данная традиция представлена в корпусе единичными текстами. У средних вепсов похоронные плачи бытуют до сегодняшнего дня и исполняются на вепсском языке. Свадебные причитания невесты и ее родственников звучали на вепсском языке, а причитывание плакальщицы могло звучать и по-русски.
Еще в начале XX века, как свидетельствует статья З. П. Малиновской, основанная на материале экспедиций 1926-1927 г.г. по вепсским деревням Лодейнопольского уезда Ленинградской губернии, «…во всех чухарских обществах, с большим или меньшим преобладанием чудского языка, некоторые виды народного творчества, как долгие песни и преобладающее большинство частушек поются по-русски. Но все сказки, свадебные и похоронные причеты, заговоры, значительная часть загадок и пословиц, все это выполняется на чудском языке» [Малиновская 1930: 166-167].
Опираясь на материал, собранный за последнюю четверть XX века эстонскими фольклористами, М. Йоалайд делает вывод о том, что «лучше всего причитание как жанр сохранилось у южных и оятских вепсов, т. е. у вепсов Ленинградской области» [Йоалайд 1997: 17].
В целом, можно выделить три локальные традиции причитывания, совпадающие с диалектными группами:
северновепсская (Прионежский р-он Республики Карелия);
средневепсская (Подпорожский, Лодейнопольский и Тихвинский р-ны Ленинградской обл. – западные говоры; Бабаевский и Вытегорский р-ны Вологодской обл. – восточные говоры);
южновепсская (Бокситогорский р-он Ленинградской обл.).
Причитание представляет собой импровизацию, строящуюся, в том числе и с помощью традиционных формульных образований. Основным видом традиционных формул вепсских причитаний являются конструкции с эпитетом или атрибутивные словосочетания и глагольные пары.
Атрибутивные словосочетания можно разделить на несколько основных тематических групп: «термины родства и их иносказательные именования», «человек, части тела», «дом, жилище», «природа», «время», «абстрактные понятия».
Система иносказательных именованийтерминов родства (или так называемых «метафорических замен»: термин впервые был введен в научный оборот известным фольклористом К.В. Чистовым [Чистов 1960: 13] и прочно закрепился в трудах карельских исследователей фольклора, достаточно точно описывая само явление) не получила такого широкого развития, как в традиции некоторых других близкородственных народов, и, прежде всего, карелов (эти замены нередко могут выступать в качестве поэтического повтора к прямым именованиям), но все же она существует и имеет свои особенности.
Иносказательные именования образованы как от глагольных, так и от именных основ. Отглагольную основу имеют две устоявшиеся, традиционные замены терминов родства: kandjaihudem «(меня) выносившая» (< kantta «носить») – именование матери в плаче, kazvatajaizem «(меня) вырастивший» (<kazvatada «растить, вырастить») – именование отца. В вепсских причитаниях наиболее распространены метафорические замены, имеющие отыменную основу: (libed) linduine «(милая) пташечка» (именование детей, внуков), (sokol) sorzeine «(милая) уточка» (именование детей, внуков), (vouged) peiveihudem «мое (белое) солнышко» (именование отца, реже матери), (polni) polnikeizem «(милая) моя половиночка» (именование супруга), (vesuu) venceine «веселый венчик» (именование супруга), (lehed) lehtesudem «сочный мой листочек» (именование девушки-невесты), (madal) makseine «маленький (маленькая), милый; милый недоросточек» (именование детей, внуков. В последнем случае возможна и иная трактовка значения как «низкая печеночка». В вепсском языке функционируют два полных омонима maks «печень» и maks «милый, любимый». В карельских плачах часто встречается метафорическая замена, понимаемая как «низкие печеночки», однако в языке карелов отсутствует прилагательноеmaks «милый, любимый»). Семантика и функционирование отмеченных метафорических замен является характерной чертой вепсской причетной традиции.
В вокативных конструкциях с терминами родства и их метафорическими заменами активно представлен древний притяжательный суффикс -m, который в живой вепсской речи встречается редко. Язык плачей бережно сохранил эту особенность благодаря устоявшимся в них обращениям: ((kalliz) kandjaihude-m – «(дорогая) моя выносившая, носившая» (обращение к матери), (kalliz) kazvatajaize-m – «(дорогой) меня вырастивший, растивший» (обращение к отцу), (libed) linduize-m – «(милая) моя пташечка» (обращение к детям, сыну, дочери, внуку, невесте и др.), (sokol) sorzeize-m – «(милая) моя уточка» (обращение к дочери, сыну и др.), (vouged) peiveihude-m – «(белое) мое солнышко» (обращение дочери к отцу, реже к матери), (polni) polnikeize-m – «(полная) моя половиночка» (обращение к мужу);viikoihude-m – «мой братец», cizoihude-m – «моя сестрица», tatoihude-m – «мой отец», mamoihude-m – «моя матушка».
Имена существительные в тексте причитаний выступают, как правило, в деминутивной форме. Широкое употребление уменьшительно-ласкательных суффиксов (-ut, -hut и -ine) является жанровой особенностью плачей, несущей эмоциональное воздействие, и направлено на выражение семантики ласкательности. Насыщенность языка плачей деминутивными формами вызывает некоторые затруднения при их переводе, например, на русский язык, где не всегда можно адекватно перевести слово, внеся в него значение уменьшительности (напр.: laveine – «полик», abideized – «обидушки», suhut – «ротик», kelut – «язычок», kundluded «слезушки» и т.д.).
В формульных образованиях могут просматриваться мифологические представления, такие как «волюшка-красотушка» – это душа девушки, которая находится в «переходном» состоянии, превращение души в птицу (linduizeks), в красную кукушечку (kabedaks kagoihudeks). Отголоски мифологических воззрений можно усмотреть в именовании отца «солнышком» (peiveihut-paivusko), детей – «птичками» (linduine), уточками (sorzeine) и т.д.
В тексте причитаний можно обнаружить достаточное количество специфичных слов, которые в обыденной вепсской речи не употребляются, и несут семантическую нагрузку лишь в поэтическом языке плачей, вызывая затруднения при их понимании или переводе, например: volaz «вольный? полный? быстротекущий»,melaz (melhuz) «милый?», rahked, rahkiz «трудный, тяжелый», avar «широкий, обширный», tuver «свежий?», polni«милый?» и т.д. Эпитеты, являясь обязательной характеристикой имен существительных, обладают эмоционально-оценочной функцией и поддерживают с характеризуемым словом аллитерацию. Отдельные специфично-фольклорные слова вводятся в настоящее время в младописьменный вепсский язык и даются в современных словарях с расширением значения: izo – «милый»,avar – «широкий; просторный» и т.д.
В причитаниях наблюдается активное использование глагольной лексики. Она поддерживает идею особой глагольности вепсской речи, более глубокой семантической нагрузки глаголов. Глаголы употребляются как отдельно, так и образуют традиционные устойчивые сочетания, выраженные синонимичными парами, которые обладают закрепленной семантикой: keratas i kogotas «собраться и сподобиться» (уходить в другой мир), krasuizoitta i likuizoitta – «покрасовать и повеселить» («белую волюшку»), pagistoitta i lodeizoitta – «разговорить и разбеседовать» (умершего).
Для выражения оттенка одного понятия в глагольной паре в качестве синонима может привлекаться русскоязычный эквивалент: sanuda i roskazida «сказать и поведать», valita i viberida «выбрать и выделить», siizutadas i stanovidas «встать и подняться», что говорит о стремлении соблюдать традиционные стилистические приемы даже с помощью иноязычных вкраплений, если не всегда находится глагол с аналогичным семантическим содержанием в родном языке.
Среди глагольных форм языка причитаний встречаются несвойственные разговорному языку фольклорные образования, например, возвратные формы тех глаголов, которые в обычной речи не возвратны: lebastadas i lendoutas «вспорхнуть и взлететь» (букв. «вспорхнуться и взлететься»), libutadas i lebastadas «подняться и вспорхнуть (букв. вспорхнуться)».
На своеобразие языка вепсских плачей оказывают влияние и художественно-стилистические приемы. Для них свойственна высокая степень обязательности наличия эпитета при определяемом слове, иногда таких определений может быть и два, и три (напр., с терминами родства: l'ubovni laskou setei cizoihut «любимая (любовная) ласковая милая сестрица»). Для эпитета характерно препозитивное расположение. Он способствует реализации одной из функций причети – эмоционального воздействия посредством оценочной семантики. Многие постоянные эпитеты имеют эмоционально-положительное (kalliz «дорогой», sula «милый, дорогой»,kabed «красивый, хороший») или эмоционально-отрицательное значение (kibed «больной, болезненный», gor'o-gor'kii «горе-горький, несчастный»), и даже те определения, которые не содержат прямой оценочной семантики, могут нести этот компонент (korged kodine «высокий домик», jalodjougaized «быстрые ноженьки»). Таким образом, основной функцией эпитета в вепсских причитаниях является выразительная функция, отражающая отношение причитывающего ко всему что происходит и что его окружает. При подборе эпитета оказывает влияние как функциональная направленность причитания, так и созвучие, обязательное наличие аллитерации между эпитетом и характеризуемым словом.
Аллитерация или начальное созвучие является одним из основных выразительных средств языка вепсских причитаний. С учетом интенсивности более широко представлен тип сильной аллитерации (paksud pagineized «частые разговорчики»,avarod armod «(широкие, обширные) большие ласки»), но также фиксируются примеры как сверхсильной (vesel vesel'stv «веселое веселье»,kibedadkibud «больные боли»), так и слабой аллитерации (kabed kezeine «красное лето»,laskvad loduized «ласковые речи»). По продолжительности цепочки аллитерации в тексте причитания преобладает созвучие двух стоящих рядом слов, в которых эпитет созвучен определяемому слову (tedmatomad tehuded – «неизвестные дороженьки»). Кроме того, для поддержания аллитерации встречаются варианты глагольных пар (kirbotin i kadotin «уронила и потеряла»), сочетания глагола и наречия (vilusti virktas «холодно молвят»), пары наречий (encciks i edeliziks «по-старому да по-прежнему») и пары прилагательных (norikeized i nojeleized «молодые и слабые (телом)»). Аллитерационное созвучие может распространяться и на три стоящих рядом слова (veretan veresen vestizen «принесу (расскажу) свежую весточку»); более редкой является продолжительность цепочки аллитерации от четырех до семи слов в предложении (En kirjutand kal'hel karandasizel, a kirjutin iciin kibedil kundluzil «не писала я дорогим карандашиком, а писала своими горькими слезоньками»).
В текстах вепсских плачей можно обнаружить черты, общие для прибалтийско-финской плачевой традиции, например, отглагольные метафорические замены терминов родства, орнитоморфная символика в именованиях лиц, параллели в мотивах. Длительное и тесное контактирование с русским населением значительно сказалось на обрядовой традиции вепсов, отразившись и в языке обрядового фольклора. Явным русским влиянием является, к примеру, появление в плачах термина krasoteine «красотушка». Русскоязычные лексемы могут привлекаться в качестве синонимов к вепсскоязычным словам (jal'gmeine poslednipordoine «последние остатние мгновения», jatid libedan linduizen i glupeizen i meletomeizen – оставила милую пташечку глупенькую и неразумненькую).
Несмотря на то, что вепсские причитания испытали воздействие северно-русской традиции, развивались они самостоятельно и не утратили присущей им специфики. Своеобразие языка обрядовых причитаний обусловлено канонами жанра. У вепсов сложилась развитая традиция причитывания, которая впитала в себя характерные и наиболее древние выразительные особенности вепсского языка.
Причитания или плачи считаются древнейшими и из всех жанров вепсского песенного фольклора: в их напевах отмечается преобладание нисходящего мелодического движения, которое присуще напевам древнейших песен многих народов.
Текст причитания не имеет стихотворного размера. Хотя с учетом мелодики можно выделить построчную организацию. Причеть не обладает также и постоянным количеством слогов, варьирование по слогу весьма значительно. Музыковеды выделяют в причитаниях музыкально-поэтическую строку, которая, в свою очередь, делится на музыкально-поэтические ячейки [Курагина 1982: 32]. В вепсских причитаниях наблюдается тенденция заполнять конечную часть строки более длинным словом, а начало более короткими словами – это так называемый «закон отяжеления» поэтической строки [Рюйтел, Реммель 1980: 185].
Б-в И. Свадебные обычаи в Немжинском приходе Лодейнопольского уезда // Олонецкие губернские ведомости. 1897. № 19, 23, 25
Жукова О.Ю. Языковые особенности вепсских обрядовых причитаний. Автореф. дисс. канд. филол. наук. Петрозаводск, 2009.
Йоалайд М. Похоронные причитания вепсов – способ общения с потусторонним миром // Из истории Санкт-Петербургской губернии. Новое в гуманитарных исследованиях. Санкт-Петербург, 1997. С. 17-24
Конкка У.С. Поэзия печали. Петрозаводск. Изд-во Карельского Научного Центра РАН, 1992.
Кузнецова В.П. Причитания в северно-русском свадебном обряде. Петрозаводск, Изд-во Карельского научного центра РАН, 1993.
Курагина И.Б. О некоторых особенностях ритмического строя причитаний средних и северных вепсов // Финно-угорский музыкальный фольклор: проблемы синкретизма (тезисы докладов). Таллинн, 1982. С. 32-33.
Лапин В. Русская песня у вепсов (К вопросу о генезисе народного музыкального мышления) // Музыкальное наследие финно-угорских народов. Таллинн, 1977. С. 183-211.
Лонин Р.П. Записки краеведа. Петрозаводск, 2000.
Малиновская З. П. Из материалов по этнографии вепсов // Западно-финский сборник: Труды КИПС. Вып. 16. Л., 1930. С. 163-200.
ОВР 1972 – Зайцева М., Муллонен М. Образцы вепсской речи. Л., 1969.
Причитания (Вступ. ст. и примеч. К. В. Чистова). Л., 1960.
Рюйтел И., Реммель М. Опыт нотации и исследования вепсских причитаний // Финно-угорский фольклор и взаимосвязи с соседними культурами. Таллинн, 1980. С. 169-195.
Салве К. О функциях, поэтике и способах исполнения средневепсских свадебных причитаний // Музыка в свадебном обряде финно-угров и соседних народов. Таллинн, 1986. С. 253-271.
СВЯ 1972 – Зайцева М. И., Муллонен М. И. Словарь вепсского языка. Л., Наука, 1972.
Lonin R. Minun rahvhan fol'klor. Petroskoi, 2000.
NVM 1935 – Kettunen L., Siro P. Naytteita vepsan murteista. Helsinki, 1935.
NAKM 1951 – Setala E. N., Kala J. H. Naytteitta Aanis- ja Keskivepsan murteista. Helsinki, 1951.
Perttola Juho. A. Piirteita aanisvepsalaisten avioliiton solmimistavoista. 1949 (рукопись).
Salve K. Kallite kasvatajate juurest voorale vilule rannale (Kesk-vepsa pulmaitkudest) // Tagasipoordumatus. Sonad ja haal. Tartu, 2000. S. 241-264.
SKS KA – Suomalaisen Kirjallisuuden Seura, Kansanrunousarkisto № a296a18.
Turunen A. Vepsalaisten kansanrunoudesta // Virittaja. 1943. №2. S. 147-166.
Vaisanen O. I. Vepsalainen laulukokoelma. I kopia. 1916 (рукопись).
AN 1982 – Sovijarvi A., Peltola R. Aanisvepsan naytteita. Helsinki, 1982.
Представленные в таблице иносказательные и прямые именования терминов родства и некоторых иных персон вепсских свадебных и похоронных причитаний даны в их диалектных вариантах, а также в тех словоизменительных формах (если таковые встречаются в текстах; чаще всего это падежи: номинатив, генитив, партитив), которые наиболее часто встречаются в текстах причитаний.
При необходимости можно скопировать нужный вариант и обратившись к системе поиска фольклорного подкорпуса найти в тексте нужный эквивалент именования или его диалектную форму.
Мать:
Слово- |
Средневепсский диалект |
Южновепсский диалект |
Северновепсский диалект |
Номинатив |
kalliz kandjoihudem, 2) rodimi roditel' mameihudem rodimi roditel' mamusko;
3) vouged peiveihudem |
2) laskaa mamkoo |
2) armaz roditel'-mamusko |
Генитив |
roditel'an mamuskon |
laskvan mamkoon' |
armhan maman |
Партитив |
rodimijad roditel'ad; |
– |
– |
Отец:
Словоизменительные формы |
Средневепсский диалект |
Южновепсский диалект |
Северновепсский диалект |
Номинатив |
1) kalliz kazvatajaizem, 2) sotai tatoihudem
3) vouged minun peiveihudem |
2) setaa tatkoo 3) pastaa jo paivoohut |
2) minun bat'usko |
Генитив |
sel'ktan tatoihuden
|
setjan tatkoon |
|
Партитив |
setjad tatoihut |
|
minun bat'uskod; |
Сестра:
Словоизменительные формы |
Средневепсский диалект |
Южновепсский диалект |
Северновепсский диалект |
Номинатив |
1) sotei cizoihudem 2) lehed lehtesudem |
1) ajou cickoihut
|
1) –
|
Номинатив |
sulad l'ubovnijad da cizoihuded; |
set'jat cickoohuded; |
– |
Брат:
Словоизменительные формы |
Средневепсский диалект |
Южновепсский диалект |
Северновепсский диалект |
Номинатив |
1) vesuu viikoihudem 2) jasni sokol viikoihudem |
1) setei veikoohut
|
1) armaz viikusko
|
Номинатив мн. число |
veslad viikoihuded |
|
|
Генитив |
veslan viikohudem |
|
|
Сын:
Словоизменительные формы |
Средневепсский диалект |
Южновепсский диалект |
Северновепсский диалект |
Номинатив |
1) libed linduine 2) sokol poigeine |
2) laskaa poigaane |
|
Номинатив |
1) libedad linduized 2) maksad minun tukuized
«милые мои сыночки»; |
|
|
Генитив |
libedan linduizen |
|
|
Общее именование детей (дочь, сын, внук и др.):
Словоизменительные формы |
Средневепсский диалект |
Южновепсский диалект |
Северновепсский диалект |
Номинатив |
libed linduine |
|
|
Генитив |
libedan linduizen
|
|
|
Партитив |
libedad da lindust
|
|
|
Муж:
Словоизменительные формы |
Средневепсский диалект |
Южновепсский диалект |
Северновепсский диалект |
Номинатив |
1. sula sina minun muzikeine 2. vesel vencaine |
|
–
|
Генитив |
veslan vencaizen |
|
|
Подружка, девушки-подружки:
Словоизменительные формы |
Средневепсский диалект |
Южновепсский диалект |
Северно-вепсский диалект |
Номинатив |
1) kalliz podruskeizem 2) zalanni da podruskeizem 3) puuni laskou da podruskeizem 4) l'ubovni laskou podruskeizem |
|
|
Номинатив |
1) pol'nijad podruznikeized;
2) podruznijad da podruskeized 3) por'adounijad da podruskeized 4) l'ubovnijad podruznikeized 5) l'ubimijad l'ubovnijad podruznikeized |
1) setjad jo podruskaazed 2) past'jat podruskaazed 3) laskvad neicukaazed |
– |
Причитывающая именует сама себя:
Словоизменительные формы |
Средневепсский диалект |
Южновепсский диалект |
Северновепсский диалект |
Номинатив |
1) mina (mina) – «я» 2) gor'o-gor'ki |
1) ma – «я» 2) ma raakon 3) ma gor'kii raakoohut
|
|
Генитив |
minun gor'o-gor'kijan |
mindaan' raakon da gor'kijon |
|
Аллатив |
gor'o-gor'kijale tutrele |
– |
|
Авторы вступительной статьи и табличного приложения:
руководитель проекта: доктор филол. наук Зайцева Н.Г.,
исполнитель проекта кандидат филол. наук Жукова О.Ю.