Продолжение проекта: Открытый корпус вепсского и карельского языков

Корпус вепсского языка

Тексты

Список текстов / диалектные тексты


Kut tegiba rihen, aitan i lävän

диалектные тексты

южновепсский диалект

Информант: Белоусов Сергей Николаевич, г.р. 1907, место записи: Белое озеро (Vaag’är’), Бокситогорский р-н, Ленинградская обл., г. записи: 1966, записали: Зайцева Мария Ивановна, Муллонен Мария Ивановна

М. Зайцева, М. Муллонен, Образцы вепсской речи, (1969), с. 253-256; ф/архив ИЯЛИ КарНЦ РАН: № 692/

Kut tegiba rihen, aitan i lävän

   

Как делали ригу, амбар и хлев

 
Rihed tegibad leiban kuivates.    Риги делают для сушки зерна.
   
Vedaba parzid’, saavobad, savižen päčin’ leibäd.    Привезут бревна, делают сруб. Делали ('били') глиняную печь.
   
Levitiba ezmäks alhaks lavan, kolosnikad.    Вниз настилали пол, колосники.
   
Nenile kolosnikoole ištut’pat snapud kuivata.    На эти колосники садили снопы для просушки.
   
Kuidabad, a sid’ tapabad.    Сушат, а потом молотят.
   
Rigaapää tobad gomnha, gomnas levitaba vodat’šen i tapabad.    Из риги приносят в гумно. В гумне расстилают ряд снопов и молотят.
   
Ahtooba rih’t’ kaks’, ku sur’ ka.    Садят риги две, когда большая [рига].
   
Rihes lughe rugišt nel’kime bapkad, a kagrad koomekime kuhlad rih’.    В риге считалось сорок бабок ржи, а овса тридцать суслонов в риге.
   
Nece oli rih’ mugoone.    Такая рига бывала.
   
Rigaa paniba bapkad nened.     В ригу клали эти снопы.
   
Kaik kolosnikad levitet sigaa i kolosnikoohe pištibad kaik pištit: tivil’ alhaks, ladvool’ il’häks.    Там настланы колосники, а на колосники воткнуты снопы: комлем вниз, а верхушкой вверх.
   
Zatopiba päčin’, päčiš kaik kačk astub righa.    Затопят печь, из печки дым идет в ригу.
   
Kačk proodib, sid’ iknad kaik saaptabad, ani žar lib i leib kuivab ani pahoo sigaa rigas.    Дым пройдет, потом все окна закрывают, и становится очень жарко, и снопы ('хлеб') очень хорошо просыхают там в риге.
   
Sid’ otabad i homencoo mänobad gomnale, levitaba vodat’šen i tapaba.     Потом ('берут') и идут утром на гумно, расстилают ряд снопов и молотят.
   
Keradaba, sideleba necen oogen, keradaba i toožen vodatišen tapabad.    Соберут, свяжут эту солому, соберут и второй ряд снопов молотят.
   
Tapabad nel’an kesken, čapil’.    Молотят вчетвером, цепами.
   
Tapabad pahemba nel’aa čepil’.    Молотят чаще всего четырьмя цепами.
   
Dotapaba rigan, otabad necen leiban ... mugoomad rihloudad tehtud. Rihloudool’ ludvičebad leiban, keratas kogho iknaažele kohtha, ištuse i tuudab tuukuužo i labidoožoo roib rat’k atavod, i hän sel’gnob.    Домолотят ригу, соберут это зерно ('хлеб')... Есть такие метлы, этими метлами обметают зерно, собирают в кучу около окошка, садится на чурку и провеивает, лопаточкой бросает на ветер, и оно очищается.
   
Sid’ šaaguuhe keradab i aitha veb leiban.    Потом собирает в мешки и относит в амбар.
   
Aitas pidliba edoo.     В амбарах раньше держали...
   
Pachaažile mugoomile saavobad. Ani plotnas, štobį hir’-gi ii putuuž siinaha aitha.    Делали сруб на таких столбах очень плотный, чтобы и мышь не попала туда.
   
Kaik hän parzišpää, iknaažed plotnas, nimittušt’ ni sod, nimida.    Весь он из бревен, окошечки плотные, никакого мха, ничего.
   
Kaiken saavaaba plotnas.    Все рубили очень плотно.
   
I katusen-ki panobad parzišpää.    И крышу рубили из бревен.
   
Seinad sidämespää vestabad.    Стены изнутри тесали.
   
Tegobad purnud kaikučele leibale oriže: ozrale, kagrale, rughele.    Сделают закрома для каждого зерна отдельно.
   
Bokha i toižhe aitas purnud tehtud.    В стороне и другой сделаны закрома.
   
Lagi mugažo om. A il’hän lagoo pää pidiba sigä sobad koje-miččed-gi.    Потолок тоже есть, а на потолке наверху держали кое-какую одежду.
   
Sundugad olel’bad aitas.    Сундуки все бывали в амбарах.
   
Mel’nicale ajel’ba, mel’nicaa jaahotel’ba.     Ездили на мельницу. На мельнице мололи.
   
Ajab mel’nicaapää – jaahole purn eriže mugažo.    Приедет с мельницы – для муки тоже отдельный закром.
   
Kartohkad pidiba kopooš.     Картофель держали в ямах.
   
Ezmaa kaivabad kopan maha, saavoobad parzid’, jätabad sun. Päle levitabad lagen nečile kopale.    Сначала выроют яму в земле, сделают сруб, оставят отверстие.
   
Sina keskhe tegoobad mugažo purnud ningoočed i panobad kopha kartohkad.    Там в середине также делают закрома и кладут в яму картофель.
   
Lagen levit’ i lagele päle panob mad ani äjan, no edoo olel’ äi pästrid’.    Настилает пол и на него кладет земли очень много. Ну, раньше было много кострики.
   
Tapaba kooz mamšid peihän ka panoba kopale päle pästrid’, štobi i vodaaž, pästred vet eba pästa.    Когда старухи чешут лен, то кладут кострику на яму, чтобы не протекало, кострика воды не пропускает.
   
Ni laadood’, i nimida i tariž.    Ни досок и ничего не нужно.
   
Taavoo otel’ba kartoškan necen.     Зимой брали картошку.
   
Avaadab hän sun, kartoškood’ otab sigoopä kuverz’ nedalikš, tob, seb i kevadoo hänoo kartoškad ani r’štan olel’bad.    Откроет он отверстие, возьмет на неделю сколько-нибудь картофеля, принесет, съест, и весной у него долго была картошка.
   
Svežaažed kartoškad.    Свеженькая картофель была.
   
Su katetut ezmaa laadool’, a pääpää oogoo, oogen necen lapištad čomašti i ani läm’ čoma kartoškoole.    Отверстие накрыто сначала доской, а потом сверху соломой. Солому эту прижмешь хорошенько, и очень тепло картофелю.
   
Nagrhed mugažo kopas pidiba.     Репу тоже в ямах держали.
   
Nagrhid’ ka äi semendeliba, ka nagrhen päčiš pariba.    Поскольку репы много сеяли, то парили репу в печке.
   
Panoba ünääččen päčin’ nagrhid, laghesaa satabad i zaslonkan zapečataiba savoo čomašti, štobį vozduh ii mäniž.    Наложат полную печь репы до свода, заслонку хорошенько замажут ('запечатают') глиной, чтобы воздух не проходил.
   
Sutkad ünäččed hän haadub sigä, a homencoo avaatas nagrhed nened.    Целые сутки парится там. А утром открывают эту репу.
   
Kaik he ani hobedad nagrhed.    Репа эта становится мягкой.
   
Nene nagrhed otabad i kuidabad haadookš.    Берут эту репу и сушат ломтиками.
   
Vedhe ligotabad i sedas.    Их в воде замачивают и едят.
   
Lihan edoo nagol’ kuidel’ba da ahavoočetel’ba, kevadoo ku jäb liha, otabad da riputabad räästääzhaa, ünäččen räästan kaikeks kezaks ahavoočetabad lihad.     Мясо раньше всегда сушили и вялили. Весной, когда оставалось мясо, возьмут и подвесят под застреху, полную застреху на все лето навялят мяса.
   
Läväd tegiba eriže.     Хлев строили отдельно.
   
Kaik hebod i lehm’ad pidiba ihtes läväs.    Лошадей и коров держали в одном хлеву.
   
No aidooliba eriže: lehmile tegoba pit’kan kartan i pit’kale kartale panoba rešetkan, kartha tegoba karan i sidobad lehmad sidegile, lehmad ol’ba sidegil’.    Но отгораживали отдельно: коровам делали длинное корыто, на длинное корыто ставили решетку. В корыте делали отверстие. Коров привязывали, коровы были на привязи.
   
A toižele bokale aidool’ba hebole: panob stanan, aidoib, panob kartan, panob rešotkan sina mugažo, kartha panob veden, a rešotkan taga panob heenan hebole, hebod muga sötel’ba.    А другую сторону отгораживали для лошади; отгородит стан, поставит корыто, поставит туда же решетку. В корыто нальет воды, а за решетку кладет сена лошади. Лошадей так кормили.
   
A lambhad i loočakod käeliba sid’ keskes.     А овцы и годовалые телята тут ходили.
   
Lehmad sidegiš, a lambhad i ločakod keskes käeliba.    Коровы на привязи, а овцы и годовалые телята тут среди них ходили.
   
A muču vazaažed ku tegooba, ka sid’ aidooliba mugažo stajaažed sihežo läähä, panod muču vazaažed.     А когда рождались телята, то также отгораживали в хлеву загородку и туда ставили телят.
   
Läväd lämäd olel’bad.    Хлевы были теплые.
   
Kaiken taaven hergen nagol’ levitel’bad, eba vedend hered nikuverdad kevadehesaa.    Всю зиму навоз там расстилали, до весны не вывозили нисколько.
   
Sügüzoo živatad saaptaba i kaiken taaven here sigää levitabad.    Осенью закрывали скот и навоз всю зиму там расстилали.
   
Kuiv ku sija lehmaa nagol’ magates.    У коровы место сухое, как постель.
   
Ooged olel äi.    Соломы было много.
   
Čugud pidel’ba tanhaa.     Свиней держали на [крытом] дворе.
   
Čugu vilud ei varaada.    Свинья холода не боится.
   
Tanhale satabad kuivad ooged, da sigä hän kaivase i oleb.    На двор принесут сухой соломы, свинья там роется.
   
Kanad läväs olel’ba.     Куры в хлеву бывали.
   
Kanool’ puud’ sigä.    У кур там насест.
   
Aidan aidoid’ kanool’e, ka sase aidale kana.    Перегородку сделаешь курам, так кура садится на перегородку.
   
Laadan keskele paned, da jüvid tačid’ da seb hän sigä.    На середину кладешь доску, да зерна бросишь, и живет ('есть') она там.
   
Kanad vähän pol’zad andel’ba edoo: hän läväs, hänle sigä läm, žar, vozduh i čoma.    Раньше от кур было мало пользы: они в хлеву, им там жарко, воздух нехороший.
   
Vähän munel’ba kanad.    Мало неслись куры.
   
Oliba hisad – hiin’an, oogen pidel’ba.     Бывали сеновалы – сено, солому держали.
   
Hisad sured ol’ba, ajad heboo hisha, joodutad hiin’an i oogen.    Сеновалы бывали большие, заедешь на лошади на сеновал и сбавишь сено и солому.
   
Hisas laged ile, lava levitet, tehtud sid i sidamu ajab hisha regemu.    На сеновале потолка нет, пол настлан, сделаны подмостки, и по подмостку заезжаешь с возом на сеновал.
   
Emagaa teht puzu lastkesine, emag homencoo mäneb, puzhu paneb, tob i živatale andab puzuu läähä.   У хозяйки сделана большая корзина. Хозяйка утром пойдет, в корзину наложит сена, принесет корзину и даст скоту в хлев.