Продолжение проекта: Открытый корпус вепсского и карельского языков

Корпус вепсского языка

Тексты

Список текстов / диалектные тексты


Kut mina gälo keskhe putuin’

диалектные тексты

средневепсский диалект

Информант: Палагичев Самуил Игнатьевич, г.р. 1873, место записи: Пондала (Pondal), Бабаевский р-н, Вологодская обл., г. записи: 1962, записали: Зайцева Мария Ивановна, Муллонен Мария Ивановна

М. Зайцева, М. Муллонен, Образцы вепсской речи, (1969), с. 107-111; ф/архив ИЯЛИ КарНЦ РАН: № 173/1

Kut mina gälo keskhe putuin’

   

Как я во льды попал

 
Taufhen mina mänotin’ kaiken päčuu, dumain’: minein’ päčile kalaine tulo ei.    Всю зиму я провел на печке. Думаю: ко мне на печку рыба не придет.
   
Tegehesoi lämäd päiväižed, vesläd päiväižed, päiväine paštaškanz’.    Наступили теплые денечки, веселые денечки, солнце начало светить.
   
Päčile minein’ haugiižed tulo ei, tariž probuida mända.    На печку ко мне щучки не придут, нужно попробовать пойти [ловить рыбу].
   
Otin’ venehudon popravin’, dai bože noški.    Взял я, починил лодку. Дай боже ножки.
   
Ištįimei. Ajin nel’ kilometrad.    Сел я. Проехал километров четыре-пять.
   
Süud tulob, oja, eisa proit’t’a enambad, veneh leta, ka tagaze eisa doitta minein’ kodihe.    Тут мост будет, ручей, дальше не проехать. Если лодку поднять, то обратно домой мне не дойти.
   
Venehen sid’ gätin'.    Лодку я тут оставил.
   
Toižuu päivau läksin’, doidin’ gärvelosai, ühtcan merežašt oli gättut minain’ muloi kevaduu vedhe.     Нa следующий день пошел я и дошел до озера. Прошлой весной я здесь оставил в воде девять мереж.
   
No, dobrį molodec, merežaižed panin’. Kacauta, mina san, eik putnu.    Ну, добрый молодец, мережи я поставил. Посмотрю, говорю, не попадется ли [рыба].
   
Minein’ lähttes kaks’ haugišt’ putuiki.    Перед уходом домой мне и попалось две щучки.
   
Kodihe tulin’, päivän narovin’, toižuu mänin’, püdusudod kacuškanzin’, minain’ haugižed oma, kacauzin’, pol’ meršid’ minein’ putuiki.    Пришел домой, день побыл дома, на следующий [день] пошел. Посмотрел я снасти – есть щучки, посмотрел – полкошеля мне попалось [рыбы].
   
No, kodiš päivan-se narovin’, mända, san, gesli merežaha puttas ka uitki ei kalaižed.     Ну, дома я день-два побыл. Пойти мне, говорю. Если в мережу попадут рыбки, то не уйдут.
   
Mänin’, kacun, merežas nimida eilä, toižes kacun, nimida eilä, rüunhasai kacuin’ – nimida eilä.    Пришел, посмотрел, в мереже ничего нет, посмотрел в другую – ничего нет. До конца посмотрел – ничего нет.
   
Kacun, merežad minain’ ei kosknugoi. Verhad ei ounugoi, ei kacnugoi.    Смотрю, мережи не тронуты, чужие здесь не были, не смотрели [мереж].
   
Ustei avainuise gärves.     Устье [реки] в озере открыто.
   
Otin’ da merežaižed veneheze kerazin’, kaks’ gätin’, kaikid’-se en rohtn’u kerata, minä san, lendab vai ei veneh.    Я взял и собрал мережи в лодку. Две [мережи] оставил. Все-то не посмел собрать, я говорю, выдержит лодка или нет.
   
Merežaižed kerazin’, läksin’ ajamaha gärveberegadme.    Собрал я мережи и поехал вдоль берега озера.
   
Vilu oli kevas’-se, näged.    Весна-то была холодная, видишь ли.
   
Nu ka ust’käspäi-se sulab oli, a sid’ ninga kül’m gähut.    Ну, а с устья-то было талое место, и только подмерз ледок.
   
Minain’ doitta ii saškanu.    Мне не проехать.
   
Mina, davai muretada, dumain’, sigau püdlim ka sinna panda merežad.    Я давай лед ломать, думаю: там мы ловили рыбу, так туда поставлю мережи.
   
Doidin’ pohtalosai, pohtan möst ajiin’, pol’ kilometrad linnep. Sen doidin’ i edembalo doidin’, möst gä, kus ajan, kus murendan naku ninga.    Доехал я до залива, проехал я залив, полкилометра будет, это проехал, и дальше проехал, опять лед, где еду, а где лед ломаю вот так.
   
Ehtkoižeks doidin’ stanhusai, stan oli gärven taga.    К вечеру я добрался до стана. Стан был за озером.
   
Nu, merežaižed kuižin’, ehtkoižuu kuivad merežaižed panin’.    Ну, мережи я высушил, вечером я сухие мережи поставил.
   
Stanus vüu niken maganu ei, haugošt’ sada trudno.    В стане еще никто [раньше] не спал, дров достать трудно.
   
Lepäižid’ sain’, pažagaine minain’.    Нашел я ольхи, костер мой [горит].
   
Kaiken öhuden ištti da naku ninga peksimoi.    Всю ночь я сидя да вот так бился.
   
Ühtnägi polišön gromiškanz’.     Вдруг в полночь загремело.
   
Dumain’ eduu, mašin ajab.    Сначала я подумал, что машина едет.
   
Kacu, mina san, mašin vai jeroplanau ajetas.    Смотри, говорю, это машина или на самолете едут.
   
Hiile eile öd, näged, ajetas.    Нет им ночи, видишь, едут.
   
Toižen kerdan kulištin' ka gürskaht’.    Второй раз услыхал, как грохнуло.
   
Ühtnäg tullii kändihe kodišpäi, gögensuspäi känd’he, tullii ningitte gromudme tuli, minain’ čut' ei lämoihut puhthaks sambutand.    Вдруг ветер повернулся со стороны дома, со стороны устья реки. Вдруг поднялся ветер с громом, чуть совсем не загасил мой огонек.
   
Kajahtoit’ gromd’a da vihmau da habi homesehesai spasajimoi.    Грохнул гром, пошел дождь, да я едва спасся до утра.
   
Tulliin’ säd’ ningiman.    Такой ветер поднялся.
   
Gärv’uu-se oli gä vüu, gähuden kaiken necen stanun edusihe ajii.    На озере-то лед еще был. Этот лед весь пригнался к стану.
   
Mina lähtnu päiväiči, leibäd ottut eile, dumain’ kodihe tulon ka mida ...(oi sarnaine om, iloho kändab).    Поехал я на день, хлеба с собой не взято, думал, домой приеду, так зачем (ой, и рассказец, смешно).
   
Kacauzin’ stanuspäi ka, koiv beregau, koifhusai gä tuunu ka päčin kortte.    Посмотрел я из стана – береза на берегу, до березы лед пригнало высотой с печку.
   
«Nüg’utte, – mä san, – Samoha, popal, kalanik, nüg’utte, – mä san, – vaumiž».    «Теперь, говорю, Самоха, пропал рыбак, говорю, теперь пропал ('готов')».
   
A vihmda žarip ka, da tullii ust’käspäi, eisa daže stanus spasaidakse nikut.    А дождь льет ('жарит'), да ветер со стороны устья, даже в стане спастись негде.
   
Haugoine lopihe, haugošt’ čapmaha läksin’, ka kus sina lüudad kuivad, sügüzuu kaik garbüunikad da kaik keratihe.    Дрова кончились, пошел нарубить дров, так где же найдешь сухих. Осенью ягодники ('клюквенники') да другие все собрали.
   
Läz nikus iilä, habi sigaupäi märg’ ningitte tulin’, habi lämoihudon tegin’.    Близко нигде нет, едва оттуда такой промокший вернулся, едва разжег костер.
   
Päivan mänotin’ leibäižeta.    Так я провел день без хлеба.
   
Ön pravadin’, nouzin’, tariž kacta.    Ночь провел, встал, нужно посмотреть.
   
Kacauzin’, gä polonu ei.    Посмотрел – лед не убавился.
   
Ninga penzhaveridme haugoites.    Около кустов небольшая расщелина.
   
Mä san, probuid’a lähtta.    Попробовать пройти, говорю.
   
Doidubik neche kül’mehtuda muga, a sigau gärv’uu nägen miše laineh, gäd eile, gä оm todud sihe.    Неужели так и замерзнуть тут. А там на озере вижу, что волна, льда нет, лед пригнало сюда.
   
Läksin’, läksin’, pohtastme vähäižen ajiin’.    Поехал я, проехал немного по заливу.
   
Enambad ajada ei sa pohtadme. Tariž gärvele lähtta.    Дальше нельзя ехать по заливу, нужно ехать по озеру.
   
Gärvele lähtta, ka penzhiden kortte, polen päčin' kortte kaik sklonib, ka ii sa pristuptsa-se nikut.    Но по озеру ехать, так лед до самых кустов, вышиной с полпечки, никак не приступиться.
   
Mina venehüu läksin’, minain’ venehut kärauzihe kuspäi läksin’ ka sihe nenaine, peran nühtin’, ka nena minain’ sid’ gö.    Я поехал на лодке, но моя лодка повернулась носом в сторону, откуда я выехал. Корму отдеру, нос уж тут.
   
Nu kukernu ei.    Но не перевернуло.
   
Mina en miše vasthaze, mödhaze kärauzimoi, da vast lainhile davai pidadase.    Я не то чтобы навстречу, а повернулся по попутному ветру да давай держаться против волн.
   
Homes-se vilu oli ningitte, veneheze rüunihe i melaha kaiken g’ähuden kül’m’, minä ajan, sihesai ajiin’ ka gö bokha čokoiškanz’.     Утро-то было холодное, лед замерзал на краях лодки и на веслах. Я еду, до того доехал, что в бок закололо.
   
Mina san, vaumiž.    Я говорю: пропал ('готов').
   
Tol’ko naku minein’ doitta horomohossai, gälo pälo venehuden-se helahtoit’ čuta, veneh seižutihe.    Только бы мне добраться до избы, как мою лодочку выбросило на лед. Лодка остановилась.
   
Tullii puhub, ka vähäižen zavodihes šataidakse.    Ветер дует, лодка немного зашаталась.
   
Vouged g’ä-se ounuiž ka minä lähtnuižin’, gälo vedaunuižin venehen.    Был бы белый лед, так я бы вышел на лед, вытащил бы лодку на лед.
   
Lähtnuižin’ da gädme kudai voin’ ka venehes pidanuižimoi.    Вышел бы, да насколько мог по льду бы держался за лодку.
   
Mau päu ka nügütte šatib, a vedou päu minein’ varaidust eilend.    На земле так теперь меня шатает, а на воде у меня не было страха.
   
Mina saum’uu čokaižin’, saumut fati ii minain’, melau nimida tehta emboi.    Я жердь сунул в воду, жердь не достает. Веслом я ничего не смог сделать.
   
Minä ištun časun i enamban aigad.    Сижу я час и больше времени.
   
Nügutte propal, melüu dumain’.    Теперь я пропал, думаю.
   
No tullii-se fukut’, fukut’. Nece šugu säbeganz’ dai rozvodihe vähäižuu.    Но ветер дул, дул ('фукал'), и шуга зашевелилась и понемногу разошлась.
   
Mel-se minain’ tartuškanz’, mina sirdamoi.    Весло мое стало приставать, я двигаюсь.
   
Doidin’ki beregahasai, möst süumad ristin’.    Добрался до берега, опять перекрестился.
   
Doidin’ nügutte beregalo.    Добрался я теперь до берега.
   
Kül’mehtün’ ka, mina san, ka hot’ ii gärves ectä, beregau lüutas.    Если я, говорю, и замерзну, так хоть не в озере искать, на берегу найдут.
   
Nu, beregadme läksin’ ajamaha, nu ka kanabr’ kaznu, kanabros-se veneh proidu ei, edemba läksin’, ka samaumäthimei proidu veneh-se ei, da mina gögensuhusai habi ehtkoižesai en doidnu.    Ну, поехал я по берегу, а там камыш, а в камышах-то лодка не пройдет. Поехал дальше, так по кочкам лодка не пройдет. Я до устья реки едва к вечеру добрался.
   
Gögele se doidin’ ka päzin’ nügutte, möst malitvan sotvorin’.    Добрался до реки-то, теперь освободился. Опять сотворил молитву.
   
No, minain’ mogutat-se tehnuse ei g’ö, koumandet sutkat tegihesoi i sömäšt’ nimida.    Ну, силы мои иссякли, уже третьи сутки наступили, а еды нет.
   
I söda tahtoi en, sömale ka veda ei.    И есть не хочу, не тянет к еде.
   
No, kuivad beregašt nikus eilä.     Сухого берега нигде нет.
   
Kuifha beregahasai doidin’. Minain’ lämoi oli tehtut da, koiviižes kandospäi tohräpišk oli gänu, sihesai-se doidin’, mända, mina san, pestazo da lämbitoudase i kodihe bude doidin’ ika kül’mehtun veneheze, ka eisa doitta.    Добрался я до сухого берега, я там был... и был разведен костер. Там был оставлен кусок бересты от березового пня, до того места добрался. Пойти, говорю, умыться да погреться, да добраться до дому, иначе замерзну в лодке и не добраться.
   
Läksin’ venehespäi ka minä g’augoil’e seižutadase emboi, läksin’ da kondjan karthe, ilo hot’ gor'a, lämoisijalesai mänin’ da toheze-se lämoin’ tegin’ da lämbitelimoi.    Вышел я из лодки, так я на ноги встать не могу и пошел по-медвежьи. Смех и горе. Дошел я до места, где был костер, зажег бересту и согрелся.
   
Tol’ko doidin’ minä süudaižennoks, päiväine laskihe.    Только добрался я до мостика, солнце село.
   
Püudoadgihesai tulin’, en ta äjak kerdad lebaidelimoi, aidalo ištįimei ka mindain’ naku ninga nukutaškanz’.    Дошел я до полей, не знаю, сколько раз отдыхал. Сел я на изгородь, и меня стало клонить ко сну.
   
Mina san, mina kül’mehtun nečhe, kuloskenzin ka.    Говорю: я тут замерзну. Слыхал я [что так бывает].
   
Voin’, en, a tariž doitta.    Могу не могу, а идти надо.
   
Kodihe tulin’, ka kaks’tostküm’e časud gö proidi polosöspäi, naku kut gälo keskhe putuin’ ka.    Пришел я домой, так с полуночи прошло уже двенадцать часов. Вот как я был среди льдов.
   
Kevaz’sarnaine sanutut kaik.   Вот и рассказана «весенняя сказка».